Иван Шепета: Если всматриваться в море…

Статья 19 июля 2021 г.

У поэта строчка, давшая название новому сборнику, звучит иначе: «Если смотреть на море».

Если смотреть на море, то счастье придет само…

У организаторов презентации иные ощущения: если всматриваться в море, то можно различить образ приближающегося к нам поэта. Вот он, Иван Шепета собственной персоной с новым сборником стихов в руках.

Новый сборник — избранное поэта. Стихи отбирала Раиса Мороз. И сборник готовила тоже она. По праву дружбы. По праву установившейся в последние годы внутренней связи этих двух поэтов. Из души в душу. Может быть, так находилось каждое стихотворение. Презентация сборника вызвала большой интерес в ближайшем окружении поэта, до сих пор не свыкшемся с его скоропостижным уходом из жизни. В среде любителей поэзии. В художественной среде, в которой поэт был своим человеком. Среде библиотечной.

 С чувством какой-то светлой печали, еще не отпустившей, потому что разлуке с поэтом чуть больше трех месяцев, об Иване Шепета говорили Татьяна Прудкогляд, Раиса Мороз, Евгений Макеев, Михаил Павин, Александр Брюханов и Александр Белых. Говорил сам поэт. С экрана монитора. И с открытых страниц только что изданной книги. А она — замечательная. И как создание поэта, и как полиграфическое издание. Обложка серебриста, и напоминает серебро волос самого Ивана Ивановича. В оформлении обложки использована работа Евгения Макеева. Она называется: «Достаточно, чтобы слова выражали смысл». Из триптиха «Конфуций». А издательство, в котором книга вышла, называется «Издательство Ивана Шепеты». Как будто бы он жив и продолжает писать и издаваться.

 Александр Белых написал по этому поводу эссе, которое у него с большой охотой забрал журнал «Дальний Восток» для скорой публикации. Мы предваряем ее размещением этой работы на нашем сайте. По слухам Иван любил заглядывать в него.

Александр Белых. «Бизнес и художество Ивана Шепеты»

У меня в  личной поэтологии есть поэтический тотем «деревянная лошадка», который возникает в различных сюжетах моих стихов, а сам этот образ    отсылает к французским поэтам «дадаистам». Напомню немногим, что «да-да» означает «деревянная лошадка».  Я культивировал этот наивный детский образ,   разрабатывал приём свободного письма на протяжении некоторого времени в начале «нулевых», создавая свой стихотворный зверинец. 

Иван Шепета уловил этот наивный момент в моём персонаже и  посвятил мне стихотворение, опубликованное  в книге «Фотограф бабочек» («Рубеж», Владивосток, 2008). Мы относились к разным поэтическим поколениям, поэтому моих стихов, замешанных на ассоциативном европейском стихе и японской классической поэзии, он не мог любить, хотя не скрывал ревнивых взоров. Меня он жалел, пожалуй,  как бездомную собаку, грызущую одиноко на обочине  непонятную косточку. Как думал, так и говорил он: «Я от собаки выше на ступеньку,/И дружбу с ней не равную вожу». Видимо, что-то  задело его в моих стихах, и муза разбудила в нём «мальчишескую детскую пытливость».

Деревянная лошадка
 
  Поэту, переводчику А. Белых
 
Основанье жизни шатко.
То не конь мой вороной —
Деревянная лошадка
Разрезвилась подо мной.
 
Метроном напоминая,
Равномерный тает звук —
Скрип таинственный Китая,
Деревянный, как бамбук.
 
Я держу в ручонке саблю,
Воздух яростно рублю.
Я себя ещё прославлю,
Если жить не разлюблю.
 
И, раскачивая песню,
Верю я, что проскочу
Через ямку, через бездну,
Через всё, что захочу…
 
Чёрный ворон на помойке
Рвёт когтями целлофан.
Псы, поджарые, как волки,
Брешут на Альдебаран.
 
В дымке разочарованья
Над Артёмом гаснет свет.
Этой жизни нет названья.
Да и смысла — тоже нет.
 
Но и смыслу быть, и свету,
Имя выстрадать всему,
Если в городе поэту
Быть хотя бы одному!
 
Сентябрь 2007

Я знаю, чем он хотел напитаться у меня.

О себе он писал: «Я сам, как пёс, дрожу под небом, /Когда протяжно катится гроза./ Кто б духом напитал меня, как хлебом, / Я накормлю прибившегося пса?» Он не скрывал своего простодушного сравнения  местных поэтов с бездомными собаками. В этом чувствовалось его какое-то одиночество и тоска по общению. В поэзии он хотел застолбить свой участок, хотел, чтоб туда сбегались поэтические своры. «Эта музыка пока ещё ничья/Я хочу, чтоб сделалась моею!// Я застолблю себе участок свой,/ Может быть, и золото намою…»   

Он — на джипе, я — на деревянной лошадке совершали путь в область духа, где нет слова. Часто он приезжал к моему дому на джипе, чтобы поговорить и почитать свои стихи. А в то лето 2010 года, когда  проводилась тотальная облава на таёжных разбойников, прозванных прессой «приморскими партизанами», мы поехали в вольфрамовое княжество Ивана Шепеты на встречу с читателями горного посёлка Восток-2, названного так в честь одноимённого космического корабля. Вольфрамовая жила была открыта геологами в год, когда пилотируемый Германом Титовым космический корабль Восток-2 бороздил пустоши околоземной орбиты над советской родиной, ныне, увы, бесславно исчезнувшей с географической карты вместе с его советским народом, ставшим мифическим как скифы.  

Случайно об этом эпизоде напомнила выпавшая из бумажной  груды поселковая газета «Вести Востока» от 25 июня 2010 года  со статьёй Михаила Филатова, тоже уже покойного. Значит, поездка случилась  10 июня. Пока ехали на Север с хозяином вольфрамового княжества, во мне успел зародиться комплекс малолетнего преступника, будто бы беглого партизана:  только я  один из всех пассажиров в автомобиле был объектом пристального внимания и паспортного контроля со стороны полиции, выстроенной вдоль всей трассы, через каждый километр. Было чувство, что мы попали в оккупацию.

Ни у кого, кроме меня, больше паспорта не спрашивали и не требовали показать лицо. В кармане у меня было всего десять рублей монеткой, которые утолили меня в долгом пути одним сырым яйцом, купленным у старушки с обочины, где торговали крестьянскими дарами. Зрелая, крупная клубника красовалась в деревянных лотках в ареоле сладкого аромата. Она поспевала раньше, чем у побережья. Автомобиль мчался  сквозь жидкий воздух июньской жаровни, заволакивая пылью отступающую советскую ретроспективу. Иван рулил, декламировал стихи.  «Реальность грубая и сны — / меж ними невозможно тождество, / непоправимо не равны/ мой бизнес и моё художество». Безумные оводы стадами, как разъярённые быки, врезались в лобовое стекло навороченного, с космической связью японского джипа, дворники яростно размазывали озверевших насекомых в мерзкую вспененную жёлто-зелёную слизь. Потом  мы съехали с главной трассы, мчались по галечной дороге в межгорье.

Первым делом Иван Шепета отвёз меня на отработанный карьер, опустились в холодное, тёмное, гудевшее ветрами нутро шахты, что было мне не в диковину с детской поры, когда отец брал в забой, —  это было близь корейской и китайской границ. Я тревожно огляделся: каторжан не было видно. Моё классовое чутьё было настороже. «Подневольных мыслей кандалы/ гремят каторжанскими рифмами». Наверху, на земле,  шли губернаторско-криминальные войны за советскую собственность между властными группировками, за ресурсы, за вольфрам, утекавший пароходами в слитках к извечным геополитическим врагам. Из отвала я зачерпнул горсть редкоземельного металла, именуемого у немецких геогностов «волчьей пеной». Под этим названием Иван мечтал написать семейный роман. Я сказал ему, что роман с таким название уже есть, это современный немецкий роман. Он огорчился.

 Всё, что мог мой отец, почётный шахтёр, горнорабочий очистного забоя, оставить в наследство, это кусок антрацита с вплавленным в жёлтую смолу древним насекомым. Когда я читаю и перевожу древние японские стихи, они представляются мне такими же янтарными ископаемыми. Одна мистическая  слушательница, по окончании встречи в поселковой библиотеке спросила Ивана, зачем, мол, вы привезли сюда этого человека, от него придёт нашему посёлку беда и разорение? Ну да, от поэтов добра не жди.  Это  один из десятка эпизодов с Иваном Шепетой, который могу сейчас рассказать. Вместе мы ездили в Биробиджан, читали стихи перед студентами. Он снаряжал меня на литературные встречи в Хабаровск, где я выступал в школах и библиотеках.  Я устраивал ему  творческие вечера в библиотеках  моего города. Он был щедр, издавал разных поэтов и писателей. У него было много литературных планов. Смерти он не ждал, но был накоротке  с ней,  писал о ней тоже много. «Сценарий смерти» (2007) сбылся почти в точности. И как  водится,  любовь и смерть живут рука об руку.

Ты просила прийти на могилу. Играя, просила.
Чтоб с цветами, и чтоб  их слезой оросил.
У мечты есть энергия, и направление, и сила.
Мир реальный, он требует лишь равновесия сил!
 
Вот и я. Вот цветы. Вот могила и слёзы.
Ты довольна, наверное, что победила в конце?
Как просила, прими от меня две колючие розы,
Два пылающих символа страсти и ужас в лице!
2008

Гроб у Ивана Шепеты был белым, закрытым. Лица его никто не видел. Зал картинной галереи на улице Алеутская во Владивостоке был переполнен. Слова звучали искренне.  Меня позвали  произнести слово. Я стал говорить спокойно, слова складывались. И как-то сами собой потекли слёзы. Он был последней надеждой дальневосточной литературы, выживающей силами авторов, хотел вытащить на белый  свет, издать забытых писателей и поэтов, живых и мёртвых. Когда я отошел от сияющего белизной гроба, ко мне приблизилась укутанная в платок маленькая  незнакомая женщина. «Саша, ты помнишь меня, ты ухаживал за мной когда-то, тридцать лет назад, это же  я…»

16 июня 2021