27 января, в День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады Приморская краевая публичная библиотека им. А.М. Горького провела встречу-реквием, посвящённую этому дню воинской славы России. Поклониться беспримерному подвигу города и его защитников собрались ветераны и молодёжь, патриоты Отечества.
Ведущий встречи журналист Сергей Семёнов напомнил всем, что Великая Отечественная война продлилась долгие четыре года, или, если быть точными, 1418 дней. Из них 872 дня продолжалась блокада Ленинграда.
«В кольце врага город оказался восьмого сентября 1941 года, а полностью снять блокаду удалость в такой же январский день ровно восемьдесят лет назад – двадцать седьмого января 1944 года. Сегодня мы вспомним подвиг города и его защитников, к числу которых мы с полным правом может причислить всех ленинградцев – от детей до стариков, а также других обитателей города, братьев наших меньших», – обратился он к собравшимся, отметив, что особый статус даты 27 января 1944 года закреплён Федеральным законом «О днях воинской славы (победных днях) России».
Полное освобождение Ленинграда от фашистской блокады отмечают не только по всей нашей стране, но и за её пределами. О беспримерном подвиге ленинградцев всегда помнят и в Приморье. В настоящее время в крае проживает около 60 блокадников. В том числе во Владивостоке 37 человек.
Одна из них – Лидия Сергеевна Грищенко пришла на встречу с приморцами в краевую библиотеку. Её рассказ о блокадном лихолетье получился коротким, но даже такой дался Лидии Сергеевне неимоверным напряжением.
За минувшие 80 лет о блокаде написано немало научных трудов, литературных произведений, снято документальных и художественных фильмов. События описаны едва ли не по дням и часам. Тем, кто хочет узнать о блокаде больше, могут обратиться в Краевую библиотеку, в фондах которой собран массив литературы, рассказывающей о подвиге Ленинграда. Часть изданий о блокаде представлена на книжной выставке, развёрнутой в отделе обслуживания читателей.
Время всё дальше отдаляет нас от событий Великой Отечественной войны, всё меньше среди нас живых свидетелей зверств гитлеровского фашизма, всё настойчивее и настырнее попытки переписать, извратить историю. Потому порой некоторыми так называемыми либералами высказываются бредовые мысли о том, что не гуманнее было бы сдать Ленинград врагу? Мол, тем самым удалось бы избежать колоссальных потерь среди мирного населения.
Но вот что таким «гуманистам» отвечает Александр Городницкий в стихотворении «Блокада»
Вспомним блокадные скорбные были,
Небо в разрывах, рябое,
Чехов, что Прагу свою сохранили,
Сдав её немцам без боя.
Голос сирены, поющей тревожно,
Камни, седые от пыли.
Так бы и мы поступили, возможно,
Если бы чехами были.
Горькой истории грустные вехи,
Шум пискаревской дубравы.
Правы, возможно, разумные чехи —
Мы, вероятно, не правы.
Правы бельгийцы, мне искренне жаль их, —
Брюгге без выстрела брошен.
Правы влюблённые в жизнь парижане,
Дом свой отдавшие бошам.
Мы лишь одни, простофили и дуры,
Питер не выдали немцам.
Не отдавали мы архитектуры
На произвол чужеземцам.
Не оставляли позора в наследство
Детям и внукам любимым,
Твёрдо усвоив со школьного детства:
Мёртвые сраму не имут.
И осознать, вероятно, несложно
Лет через сто или двести:
Всё воссоздать из развалин возможно,
Кроме утраченной чести.
Ему вториn Эдуард Асадов:
…Было нам всяко: и горько, и сложно.
Мы знали, можно, на кочках скользя,
Сгинуть в болоте, замёрзнуть можно,
Свалиться под пулей, отчаяться можно,
Можно и то, и другое можно,
И лишь Ленинграда отдать нельзя!
О тяжелейшем ратном труде защитников города собравшимся рассказал Александр Тевьевич Беккер – его отец воевал на Ленинградском фронте. Он напомнил, какую участь готовили фашисты городу и его жителям.
В подготовленных в ставке Гитлера тезисах доклада «О блокаде Ленинграда» от 21 сентября 1941 года планировалось: «…б) сначала мы блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем город, если возможно, артиллерией и авиацией… г) остатки «гарнизона крепости» останутся там на зиму. Весной мы проникаем в город… вывезем всё, что осталось живое, в глубь России или возьмём в плен, сравняем Ленинград с землёй и передадим район севернее Невы Финляндии». Гитлер говорил о Ленинграде: «Мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения». А генерал-полковник Гальдер писал в своём дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которые в противном случае мы будем кормить в течение зимы. Задачу уничтожения городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки».
Гитлеровцы подвергли Ленинград массированным артобстрелам и бомбардировкам. Только за сентябрь – ноябрь 1941 года в городе 251 раз раздавалась воздушная тревога. Средняя ежедневная продолжительность артобстрела в ноябре 1941 года достигла 9 часов, а 17 августа 1943 года враг вёл огонь 13 часов 14 минут.
…Блокадным бедам нет границ:
Мы глохнем под снарядным гулом,
От наших довоенных лиц
Остались лишь глаза и скулы,
– так описал бомбёжки Юрий Воронов в своём стихотворении «31 декабря 1941 года».
Если количество сброшенных на город авиабомб и выпущенных снарядов можно подсчитать довольно точно, то число человеческих жертв не представляется возможным. На Нюрнбергском процессе отмечали, что в блокаду от лишений и голода погибло более 630 тысяч. Но после более детального изучения положения количество жертв признали существенно большим – до полутора миллионов человек.
…И зря
Порою говорят:
«Не все снаряды убивают…»
Когда мишенью — Ленинград,
Я знаю —
Мимо не бывает.
Ведь даже падая в Неву,
Снаряды — в нас,
Чтоб нас ломало.
(Ольга Берггольц. «Февраль»)
Когда артобстрелы и смерть стали обыденностью, у людей начало пропадать чувство страха за свою жизнь…
И всё же не бомбёжки и обстрелы оказались самыми убийственными – от них погибло лишь три процента блокадников, остальные 97% стали жертвой голода: в Ленинграде ежедневно от истощения умирали около 4 тысяч человек.
Оказалось, что Ленинград не имел запасов продовольствия, город оказался в тяжелейших условиях. На 1 октября 1941 года хлебный паёк для рабочих и инженерно-технических работников составлял 400 грамм в день, для служащих, иждивенцев и детей – до 200 грамм. С 20 ноября в результате пятого снижения рабочие получали по 250 грамм хлеба в день, все остальные – по 125 грамм.
Но хлеб блокадного Ленинграда никто из современного поколения употреблять в пищу не сможет. Блокадный хлеб готовили из практически несъедобных примесей: немного ржаной и овсяной муки, в которую щедро добавляли целлюлозу, хвою, жмых, нефильтрованный солод и даже обойную пыль… Хлеб из всего этого получался очень горьким на вкус и абсолютно чёрным. У ленинградцев началась цинга и дистрофия.
Но даже такой еды не хватало. Люди голодали. В пищу стали употреблять всё хоть мало-мальски съедобное – жмых, обойный клей, кожаные ремни и ботинки…
В ноябре 1941 были отмечены первые случаи голодной смерти. В конце месяца участились голодные обмороки на производстве и на улице. При этом сознание теряли в основном мужчины от 29 до 59 лет, получавшие рабочий паек. Как правило, они умирали сразу после доставки в больницы.
Голод представить невозможно, не пережив его…
Голод способствовал изменениям в поведении людей — нарастало раздражение, эгоизм. «Голод тем и страшен, что нередко хороших людей искажает», — это слова одного из блокадников, которые приводит в вышедшей в 2011 году книге «Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 годах» её автор доктор исторических наук Сергей Яров.
Ещё одним тяжелейшим испытанием для ленинградцев стал холод
Первая блокадная зима оказалась на редкость студённой. В некоторые дни столбик термометра опускался до минус 32°С. Положение усугублялось обильными снегопадами: к апрелю 1942 года, когда снег должен был уже растаять, город оставался в полуметровых сугробах. А дома ленинградцев оставались без отопления и электричества. Чтобы не замёрзнуть, люди ставили печки-буржуйки. Но дров не было и в огонь шло всё несъедобное, что было в квартирах: мебель, старые вещи, книги.
В дневниках Ольги Берггольц есть запись о том, что ей, поэту, пришлось жечь книги, чтобы согреться: «Дрова быстро закончились, и нам пришлось топить мебелью, когда мебель закончилась, мы стали бросать в огонь всё, что может гореть. Даже книги. Сначала сожгли наименее ценные, но потом в печку пошли Толстой, Достоевский, Чехов и теперь вот Пушкин».
Кроме того, вышел из строя водопровод, за водой ленинградцы шли к Неве.
Голод и холод убивали. Хоронить погибших у людей не хватало сил. Даже довезти до кладбища. На улицах города лежали мёртвые тела: это считалось обычной ситуацией…
Но даже в таких жутких условиях предприятия города продолжали работу, они давали фронту вооружение, снаряжение, обмундирование, боеприпасы.
Несмотря на голод и все лишения ленинградцы, чтобы ускорить победу, готовы были отдать последнее для фронта – даже кровь.
Каждый день от 300 до 700 жителей города сдавали кровь для раненых в госпиталях, передавая полученную материальную компенсацию в фонд обороны. Впоследствии на эти деньги построили самолёт «Ленинградский донор». Всего за время блокады ленинградцы сдали для фронтовиков 144 тысячи литра крови.
Ленинградцы возвели на улицах города оборонительные баррикады протяжностью в 35 километров, в зданиях соорудили 22 тысячи огневых точек, построили более четырёх тысяч дотов и дзотов.
Наравне со взрослыми город защищали и дети.
Воспитанники хореографического коллектива Дворца пионеров совершили свой детский подвиг. Истощённых детей собрал по замерзшим домам Аркадий Ефимович Обрант и восстановил ансамбль, создали агитбригаду, чьей публикой стали бойцы с передовой и раненые из госпиталей. Ребята дали 3000 концертов. В 1944 году участников Обрантовского ансамбля, многие из которых ещё не получили паспорта, наградили медалями «За оборону Ленинграда».
Анатолий Молчанов
Приказано выжить
«Приказано выжить – разведки закон.
Я с этим законом с блокады знаком.
Нет. Я не имел отношения к разведке,
Я в школу ходил – в третий класс семилетки.
И с первой блокадной, голодной зимой
Учился не трусить пред стужей и тьмой.
Грыз чёрный булыжник блокадной науки
И плакал украдкой в мамины руки.
С врагом сражались все ленинградцы, пусть каждый своим оружием. Так, Дмитрий Шостакович написал свою симфонию №7, получившую имя «Ленинградская». И она сыграла свою важную роль. 20 июня 1942 года в США вышел номер журнала Time c портретом Шостаковича на обложке. А газета «Нью-Йорк Таймс» написала: «Вряд ли в истории можно найти пример такой выдержки, которую проявили в течение столь долгого времени ленинградцы. Их подвиг будет вписан в анналы истории как своего рода героический миф. Ленинград воплощает непобедимый дух народа России».
Президент США Франклин Рузвельт в связи со снятием блокады отправил ленинградцам телеграмму, в которой, в частности, говорилось: «Городу Ленинграду как память его храбрым солдатам и его верным мужчинам, женщинам и детям, которые в условиях изоляции от своего народа захватчиками и несмотря на постоянные бомбардировки и бесчётные страдания от холода, голода и болезней успешно отстояли свой любимый город в критический период с 8 сентября 1941 до 18 января 1943 и, таким образом, продемонстрировали несокрушимый дух народа Союза Советских Социалистических Республик и всех народов мира противостоять силам агрессии».
Подвигу Ленинграда и ленинградцев Даниил Гранин и Алесь Адамович посвятили свою «Блокадную книгу». Завершили её они такими строками:
«Мы завершили свою долгую работу со странным чувством, но всё же с тем же неотступным вопросом: зачем? Ради чего оживили мы этих давно ушедших людей, их давние муки и боли? Мы много раз отвечали себе на этот вопрос и до конца всё же не знали ответа. Но в одном мы утвердились: это надо было сделать. Всё это — было, и живущие люди должны об этом знать».
Фотографии со встречи-реквиема Галины Якуниной и Сергея Семёнова