На фото: Г.Горин «Забыть Герострата…» Постановка 1972 г. Клементина – Т.Данильченко, Герострат – Н.Гаевский
К 75-летию народной артистки РФ Татьяны Данильченко.
Отмечая 75-летие народной артистки РФ Татьяны Данильченко, мы предлагаем вам познакомиться с очерком Александра Брюханова «Молва и слава». Очерк был опубликован в еженедельнике «Дальневосточные Ведомости» с некоторыми сокращениями. Мы публикуем полную его версию.
Как играть большие роли в больших пьесах Татьяна Данильченко всегда знала. В 1975 году она сыграла Марию Стюарт в одноименной трагедии Ф. Шиллера, обнаружив сильный дар трагической актрисы.
Сегодня, когда трагическое, его мощь и масштаб на сцене – редкость, хочется вспомнить эту, во всех отношениях незаурядную работу, которая явилась началом нового периода в сценической судьбе Татьяны Данильченко - замечательной актрисы приморской сцены.
«Неведение - великое преимущество детства», - это сказано о Марии Стюарт, баюкающей куклу и ничего не подозревающей о том, что готовит ей жизнь. То же можно было бы сказать об исполнительнице этой роли. В том, что получалось у нее на сцене, вчерашняя выпускница Владивостокской театральной студии не вкладывала ни доли расчета. Просто роли Татьяны Данильченко той поры были частью ее биографии, и она щедро раздавала своим героиням черты собственного характера. Их хватало и на «Далекие окна» В. Собко, и на «Больше не уходи» В. Тура, и на драму «В день свадьбы» В. Розова.
Так было до Марии Стюарт. Режиссер Борис Фельдман, ожививший шиллеровскую трагедию на владивостокской сцене, ставил спектакль о пагубной силе женской красоты. Его воображение волновали мрачный замок, жестокие стражи, поддельные письма и роковые свидания. Он словно бы изымал из шиллеровской трагедии ее пусть призрачное, но все же социальное свечение, забывая о том, что стих «Марии Стюарт» принадлежит перу поэта эпохи «Бури и натиска». Б. Фельдман превращал свой спектакль в некий куртуазный, рыцарский роман. В лице тогдашних корифеев – Анатолия Бугреева (граф Лейстер) и Павлины Конопчук (Елизавета) он обрел понятливых, знающих, профессиональных помощников. Эти артисты демонстрировали блестящую технику, понимание стиля, влюбленность в него.
С Марией все было сложнее. Недоброжелатели твердили, что режиссер взялся за пустое дело, что Стюарт не в средствах актрисы, что она не умеет носить классического костюма и в лучшем случае у нее получится история первореченской блудницы, а им к лицу больше современный жаргон, нежели высокий штиль шиллеровской трагедии. И пока вся эта вакханалия недобрых слов кружилась вокруг актрисы, она старалась как можно реже показываться на людях вне театра. Не мелькала на телеэкране. В театре играла тускло, словно бы нехотя.
Я хорошо помню Данильченко, мелькнувшую на одном из просмотров. Первая моя мысль была отнюдь не искусствоведческая. «Как подурнела», - подумал я. Актриса была не здорова, куталась в пуховой платок, старалась быть незамеченной. Пока не убрали свет в зрительном зале, я какое-то время видел ее осунувшееся, сильно похудевшее лицо. Те в зале, кто продолжали язвить по поводу объявленной премьеры «Марии Стюарт», сейчас нескромно обсуждали этот далеко не светский вид и отсутствие сановных статей у будущей шотландской королевы.
Великий кинематографист Александр Довженко некогда удивил многих своим неожиданным замечанием относительно внешности актрисы Нонны Мордюковой. «Ее профили находили на скифских амфорах». Я не думаю, что в этой фразе заключен некий произвол художника. Так, в чертах обычных лиц наших современниц проглянет вдруг нечто завораживающее, давнее, значительное. На том памятном общественном просмотре, когда актриса сидела, обреченно прижимаясь к крайней ложе, я вдруг увидел черты Марии в ее лице. Увидел и почувствовал в нем скорбную и в то же время площадную, хлесткую решимость. Казалось, ее актерская, человеческая суть вновь потребует бунта, вызова, какие жили в ее прежних молодых героинях! Ведь давалось же ей это чертовски трудное бремя – играя своих современниц, по-королевски гордо, презирая мелочный суд околотеатральной толпы. Я уже приготовился к тому, что актриса не сыграет всех изысканных и тонких оттенков чувств своей благородной королевы, что не дадутся ей оскорбленная монаршая гордость и это кредо чистюльки: « Я слагаю свои королевские полномочия, ибо не хочу быть королевой этого гнусного стада свиных рыл», но минуты бунта своей героини она проживет в полном согласии с Фридрихом Шиллером:
Так это и будет впоследствии, когда Данильченко – одна против всех в спектакле и потому обреченная - начнет борьбу за свою Марию. Борьбу с режиссером, с партнерами, которые словно напитывались ядом от своих персонажей (исключение – Мортимер, сыгранный Валерием Никитиным) и в работе, в требующем честности актерском деле, объединялись против актрисы, сознательно или бессознательно (от неумения справляться с ритмом и формой стихотворной речи) расставляли вокруг ее Марии эффектные, мелодраматические ловушки.
Допускаю, что тех, кто считал, что Данильченко взялась в «Стюарт» не за свое дело, было больше, чем тех, кто думал иначе. Лично я думал иначе. Актриса победила шиллеровскую риторику, наделила свою Марию редкой силой чувств, и что отраднее всего – открыла в драматурге глубоко современного человека, поэта, товарища по поколению тех, чьими стихами мы зачитывались, у кого находили объяснение всему, что происходило тогда в наших душах…
Живя в Марии только для сцены – схватки двух королев, заваливая добрую половину роли, где нужно было играть «безропотность овечью», она, дождавшись своей минуты, кричала, разрывая сухие связки: «Трон Англии захвачен самозванкой!» и зрители, которые в младые годы предпочитали классике авторов модной в 60-70-е годы исповедальной прозы, понимали, что Шиллер - из той же компании. Что его стих молод, энергичен и страстен. Ведь шел же когда-то Иоганну Кристофу Фридриху фон Шиллеру двадцать первый год, ведь убегал же он, полковой лекарь, из казармы в самую глубь леса и при свете звезд бледный и взволнованный, сжав рукой эфес шпаги, вдохновенно читал своим товарищам монологи Карла Моора из только что сочиненных «Разбойников». А друзья поэта, повторяя эпиграф «Разбойников», отвечали ему: «На тиранов!» и объявляли свое время эпохой «Бури и натиска».
Все это возникало перед глазами в тот момент, когда актриса, поднималась из пыли и праха сцены, где только что лежала поверженная, горькая, неизящная ее королева, и выстраданным движением души объединяла и молодого, гневного автора «Марии Стюарт», и неправедную свою героиню, и наших современных поэтов – властителей дум той, после «оттепельной» поры, и всех нас, читателей и зрителей, привыкших ждать от театра и литературы масштабных событий и глубоких откровений.
Почему я считаю важным вспомнить сейчас об этом? Потому что в искусстве Татьяны Данильченко всегда превалировал некий «общественный» момент. Она была носительницей настроений своего времени. Некоей общей идеи. И до нее наша сцена знала блестящих актрис. Возьмем, ту же Валентину Долматову, или Елену Паевскую, или Светлану Зиму. Какая убедительная художественная форма была найдена этими актрисами для передачи того живого, что было в женском характере тех лет. Данильченко отделкой роли никогда не занималась. Что подскажет сердце, то и хорошо. Для нее вопрос «о чем», был важнее вопроса «как». Борис Фельдман говорил ей, какие ногти должны быть у Стюарт, какой корсет и какой парик. Она смотрела на него и недоумевала. Есть работа Франца Клуе «Портрет Марии Стюарт». В такое лицо влюбился бы враг симметрии Пабло Пикассо. Сплошь углы. Сплошь излом. «Не будет парика, - бунтовала актриса, - будут углы и синяки на душе!» Неясность форм ее никогда не смущала. Что-то другое было важнее. Это что-то душа.
Все это хорошо теперь вспоминать. Тем более, есть повод – юбилей актрисы. Сегодня мятеж ее Марии Стюарт, вылившийся из предельно напряженных сценических минут, так полно прожитых Татьяной Данильченко, размыт, отдален, отодвинут во времени. Те, кто видел ее в этой роли, воспринимают Марию Стюарт как нечто фатальное, вошедшее в судьбу актрисы и многое предопределившее в ней. «Трон Англии захвачен самозванкой» - бьется в последнем порыве ее Мария. А мне, зрителю тех давних лет, слышится: «Место первой актрисы теперь занято другой, по праву ли?» Да, так было. Руководство театра стало делать ставку на Ларису Сороку. Ее мажор, ее зашкаливающая актерская дерзость воспринимались как новизна, как точное попадание в десятку. Данильченко с ее прямотой и точностью психологических характеристик была, как бы оттеснена. От нее уходили важные роли. И опять ее Мария словно бы комментировала ситуацию: «Могут с нами низко поступать - унизить нас не могут». Я прикидываю, сколько сил брошено актрисой на жестокую, неблагодарную сцену, то поднимающую тебя, то унижающую твое актерское призвание жалкими и пошлыми рольками, скверной режиссурой. «Мир знает все, что есть во мне дурного, но лучше я, чем слава обо мне», - поднимает Мария свою венценосную голову, а я думаю, что «дурная молва прилипчива» (что только ни говорили об актрисе, обсуждая ее романы и ее бытовые неудачи). Но разве ролью Марии и «безролью», последовавшем за ней, одиночеством, бесприютностью и мучительным самоанализом не расплатилась актриса за непростительные ошибки, которых понаделала когда-то, переживая свой первый успех, известность, узнаваемость и свою, такую яркую и победительную молодость?..
У морали и театра – одни пути, у политики – другие. Шиллеровская «Мария Стюарт» - об этом. О том, как одна королева, на стороне которой мораль, проигрывает другой королеве, на стороне которой - политика. Не то же в жизни, спросите Вы? Тот давний спектакль был неплохим аргументом в пользу последнего утверждения. Он доказывал это, если не всей своей сутью, то уж образом Марии Стюарт, игрой Татьяны Данильченко – определенно! Мораль не побеждала политику. Это было не в ее силах. Пророческие 90-е годы скоро докажут это. Государственное устройство прежнего Союза объявят вне закона. Его низложение сочтут благодетельной мерой, как в случае с обезглавливанием Марии Стюарт.
Ничего не поделаешь, критерием политики служит не право, а успех. И опять думаешь: не то же в искусстве? Важен успех. В этом смысле шиллеровская героиня и ее исполнительница одержали убедительную и безусловную победу.
Как там у Бориса Пастернака, много переводившего Шиллера и писавшего о «Марии Стюарт»?
Александр Брюханов.
Дальневосточные Ведомости. – 2018. – 16 мая (№ 20)
4 июня в 18-00 приглашаем на вечер, посвященный творчеству народной артистки РФ Татьяны Данильченко