95 лет назад энтомолог А.И. Куренцов и ботаник И.К. Шишкин совершили восхождение на гору Пидан (Ливадийская) (1923), став первыми русскими покорителями этой вершины.
11 июля 1923 г. энтомолог Алексей Иванович Куренцов и ботаник Иван Кузьмич Шишкин, обследуя горы хребта Пидан, вышли на его главную вершину, тем самым став её первыми русскими покорителями. Схема их маршрута была такова: станция Новонежино – деревня Рождественка – Рождественский ключ – гора Лысый Дед – гора Пидан – ключ Ойры – деревня Лукьяновка (по воспоминаниям самого А. И. Куренцова из его книги «Мои путешествия»).
Вот как описывает сам Куренцов этот подъем и саму вершину в своих записках:
«Наступил полдень, когда мы начали подъем на Пидан. Гора, покрытая обширными полями каменистых россыпей, издали напоминала пряди волос седеющего старца. Можно представить, как велико было наше желание скорее подняться на вершину, которую в те годы никто из натуралистов не посещал. Подъем, несмотря на большую крутизну склонов, оказался нетрудным. Местами склоны покрывали заросли микробиоты и кедрового стланика; они языками тянулись к вершине по менее ветробойным участкам. Если в субальпийских лугах совершенно не чувствовалось ветра, то с приближением к вершине он заметно усиливался, что сразу отразилось на фауне насекомых. Особенно мало было бабочек…».
Повторно Куренцов взошел на Пидан спустя пять лет, найдя на склонах горы старую заброшенную кумирню. «27-30 июня. Пути к сопке Пидан. Все чаще и чаще встречались водопады. Были места, где ручей давал подряд целый ряд каскадов, гул и шум которых мешал слышать еще какие-либо звуки в тайге. Сколько могучей девственной красоты в верховьях ручьев северных падей! Здесь, кажется, никогда не бывает палов (они очень сыры и холодны), и тайга еще не видела здесь ни пилы, ни топора. Она не допускает сюда человека – эксплуатирующего ее всю целиком, она здесь сурова. Она не прочь еще принять охотника да китайцев-женьшенщиков. Громадные, влажные, краснеющие ото мхов камни, заглушающий все шум водопадов, черная от густоты, осеняющая берега замшелая тайга и чуть-чуть заглядывающее солнце – вот картина верховий горных ручьев. Полумрак тайги здесь вполне гармонирует с кажущейся безжизненностью.
Путь был настолько труден и малодоступен, что больше версты вряд ли можно было пройти. Тайга с завалами по берегам, выступающими камнями совершено не пускала. Пуская в ход руки, цепляясь и ползая на четвереньках, мы с большими усилиями брали каждый шаг. Ежесекундно мы рисковали сорваться с камня, упасть в водопад или в бурную струю ручья. Каждый из нас принял холодную ванну. Мне и моему другу помогали при прыжках с камня на камень резиновые подошвы на ботинках, которые не скользили и часто удерживали нас на отполированных водой плитах и не сползали в воду. Мы также использовали в наших переправах упавшие и перекинутые через ручей деревья. Пройдя метров десять и оглянувшись назад, просто не веришь, как ты мог пройти эти трущобы. Виднеются всюду нагромождения громадных камней – то тупых, то острых: настоящие стены, между которыми ревет, обращаясь в белую струю, вода. А созерцание красот, окружающих тебя, заставляет забыть про все трудности и с еще большим подъемом духа и сил идти вперед, преодолевая все встречающиеся трудности.
На третий день в один час дня мы взобрались на вершину. Анероид показывал 1260 метров. Только к северу открывался вид на вершину Цамо-Дынзы и Тахидюнза, да к северо-востоку временами открывались склоны горы Хуалаза – с осыпями и виднеющимися островами Microbiota. К морю же туман закрывал все. Можно было видеть, как его пелена ударялась в хребет Дадянь-Шань, а потом туман уходил вверх, не переваливая в Кангаузский водосбор. Вскоре же туман окутал и вершину Пидана, и мы потеряли возможность ориентироваться и идти по хребту, т.е. были вынуждены отказаться от мысли идти по хребту до Смольной пади.
При спуске мы слышали в отдалении рев мишки, который, сердясь, что в его владения попали люди, довольно долго обнаруживал себя ревом.
30 июня мы тронулись в обратный путь правым распадком. Ручей был также порожистым, с водопадами и озерами, полными форели. Нам скоро попалась тропа на берегу ручья, и, идя по ней, мы подошли к полуразвалившейся фанзе. Поодаль от фанзы, сзади, оставалась и полуразрушенная кумирня с красными ленточками. О многом заставили подумать эти таежные руины.
Очевидно, соболевщики или женьшенщики, поселясь в тайге, приносят дары своему богу и просят у него вынести все невзгоды в суровой и дикой тайге. Молятся они здесь, у подножия Пидана, прежде чем начать тяжелый путь и перевалить «великую сопку» Пидан к южным падям, где, как мне говорили китайцы, еще можно находить целебное священное растение женьшень. Мы вступили, следуя тропе дальше, в долинный уссурийский лес с лианами, папоротниками и разнообразными кустарниками. Тропа вскоре потерялась. Мне кажется, что тропы в верховьях ручьев соболевщики или охотники за женьшенем спутывают нарочно, дабы не проникал бы торный путь к их зимовью и обитанию. Да, я еще не упомянул, что в вершинах двух ручьев к Пидану встречается очень много соболиных ловушек – давилок. Нам попадались даже вполне настороженные».
В публичной печати первое описание восхождения на Пидан появилось спустя 30 лет после восхождения Куренцова. Это был материал геолога Натальи Емельяновой «Поход на хребет Ливадийский», опубликованный в журнале «Вокруг света» за 1953 г.
В честь 90-летия покорения Пидана в сентябре 2013 г. участники турклуба «Полюс» Школы педагогики ДВФУ (г. Уссурийск) совершили восхождение на вершину, где поставили памятный знак-табличку.
«Календарь дат и событий Приморского края на 2018 год»
Фото Виталий Берков.