Ольга Прокофьева любит вспоминать, какое впечатление произвела на выдающегося мастера сцены Андрея Александровича Гончарова, ее педагога по ГИТИС, фраза о том, что в самодеятельности она играла Чебурашку. Студентка произнесла это с таким достоинством и с таким значением, как будто Чебурашка – то же, что и Гамлет, или Анна Каренина.
Гончаров зашелся в смехе (а до того сильно гневался, репетиция шла из рук вон плохо, и он был на пределе).
– Я потом этим часто пользовалась, – сознается актриса, – р-а-аз, и вверну что-нибудь наивно-простецкое. Он смеялся и остывал. –
Гончаров позвал ее в свой театр, и какой театр! Театр имени Маяковского. Бывший театр Революции! О том, что он – театр Революции до сих пор напоминают его пунцово-красные стены и профиль воспевшего Революцию поэта. Он принял театр, фактически, из рук Охлопкова. В разные годы в нем служили Мария Бабанова, Максим Штраух, Лев Свердлин, затем Джигарханян, Леонов, Самойлов, Доронина. Театр, взрастивший Наталию Гундареву. Театр, в котором сегодня блистают Костолевский, Немоляева, Симонова, Филиппов. Следующей в этом ряду следует назвать имя Ольги Прокофьевой.
Она умеет все. Если понадобится выйти в образе князя К. из «Дядюшкиного сна» Ф. Достоевского (мало ли, не явится его исполнитель, к примеру), Прокофьева сделает это легко. Играючи. Она – вообще, актриса без амплуа. В том же «Дядюшкином сне» – она – Москалева, держащая в своей железной руке весь богом забытый городок Мордасов. Игра – стихия артистки. Ее природа. Сцена. Съемочная площадка. Эстрада. Она тут своя.
Помост, сооруженный в Большом читальном зале ПКПБ им. А.М. Горького, – всего лишь возвышение над полом. Каких-нибудь 20 см. Но эти возвышающиеся над полом 20 см. можно легко превратить в подмостки. Настоящие. Если на них выходит настоящая актриса! Разумеется, театра из Читального зала не извлечешь. Но вот первая реплика поднявшейся на возвышение артистки: «Как ответственно выступать тут, у Вас. В этих намоленных стенах. И Тэффи, которую я буду читать, и Аркадий Аверченко здесь, видимо, будут звучать чуть иначе. –
Что касается меня, я не слышал, как звучит с большой сцены у Прокофьевой Надежда Тэффи. Я не имею понятия, как звучит с большой сцены в ее исполнении Аркадий Аверченко. Но у меня теперь есть представление о том, как виртуозно работает с книжным текстом эта актриса. Как она извлекает из «томного», дамского, словно бы «наманикюренного» юмора русской парижанки Надежды Тэффи нечто теплое, родное, очень хорошо знакомое нам по тем же чеховским «Мальчикам», к примеру.
Героиня «Зеленого черта» – ребенок, вдруг обнаруживший в себе пробуждающуюся женственность и что-то женское. Такое забавное состояние, когда взрослая жизнь манит, а детство отпускать не хочет! Как уморительно передает его артистка! Как точно. Прокофьева блестяще «считывает» легкий, изящный, летящий, как французская фонетика текст!
Другой автор, прочитанный артисткой – Аркадий Аверченко! Аверченко у Прокофьевой – сплошь театр масок! «Фантастический реализм» провинциальных физиономий, замешанный на бурлеске положений и «обстоятельствах» человеческой беды. На смехе и на слезах, проступающих сквозь этот смех. Рассказ «Преступление актрисы Марыськиной» – тот же юмор высшей пробы. Но это еще и драма. Драма артистки, наделенной талантом смешного, умеющей извлекать смех из ничтожнейшей реплики. Ничтожнейшей ситуации. Маленькой артистке хочется больших ролей. Многостраничных монологов. Ее же участь – две-три реплики в массовых сценах. Марыськину захлестывает обида. Ей хочется триумфа, и она сама себе его устраивает. И делает это с размахом местной Сары Бернар. На глазах у изумленной премьерши и помертвевшего от ужаса суфлера сама, играя, дописывает свою роль. Она расходится в своих обличительных речах, как Чацкий на балу у Фамусова. Достается всем: бездарной премьерше, пустячному режиссеру, глупейшему драматургу, одураченному суфлеру.
Прокофьева демонстрирует такое обилие масок, так плотно наполняет ими импровизированную сцену, что та начинает казаться поистине театральной. Ты уже воображаешь софиты, рампу, декорации, грим. Ты чувствуешь «запах» театра. Актриса возвращает нам полузабытого Аркадия Аверченко и полузнакомую Надежду Тэффи. Их смешные, тонкие, написанные безупречным русским языком рассказы. Она делает это легко. Блистательно. Бенефисно.
Отгрустив и всласть отсмеявшись, исполнительница вдруг открывает нам другие свои возможности – например, играть на сломе жанров и характеров. Она объявляет Беллу Ахмадулину: «По улице моей который год»… Это там, где есть строчка – «Даруй мне тишь твоих библиотек»… Актриса превращает стихи в вокальный монолог на музыку М. Таривердиева. Рисунок стихотворения и ритм поэтической речи находят опору в медленных пассажах знакомой нам по телеэкрану мелодии.
Стихотворная речь поэтессы причудлива, тонка, богата стилистическими оттенками. Актриса прекрасно справляется со всеми этими лексическо-синтаксическими трудностями. Ее интерпретация исключает такую знакомую хрустально – хоральную авторскую интонацию. У Прокофьевой - своя Ахмадулина. Читая стихотворение «Сад», столь же богатое на стилистические оттенки и полутона, актриса замечательно, не в ущерб автору, избегает свойственной Ахмадулиной книжной изысканности. Речевая экспрессия здесь приглушена. Стихотворение словно бы «дышит» осенью. Напитано обжигающим тебя холодком. «Я вышла в пустошь захуданья, и в ней прочла, что жизнь прошла». В этих «прочла-прошла» – какая-то особенная «графика звука». Его черно-белое звучание.
Выступление Ольги Прокофьевой, гостьи ХVI-ого МКФ «Меридианы Тихого» в ПКПБ им. А. М. Горького – этот тот случай, когда актриса безошибочно находит нужный тон общения и увлекает им слушателей. Ее приход к нам – это некое «предъявление» души, мастерски, тщательнейшим образом продуманное и подготовленное. Я видел актрису, репетирующую с нашим оператором по звуку. Видел ее гримирующуюся. С каким искусством и филигранью она пользуется всеми этими косметическими приспособлениями. Перед ней лежала огромных размеров раскрытая косметичка (я таковых и не видывал прежде!), и она прикладывала к лицу все эти карандашики, туши, ретуши, краски, тона, полутона, словно бы забыв, что это библиотека и можно так уж и не стараться: не на звездную же дорожку ей идти! Но она не делает разницы между звездной дорожкой и простым выходом к читателям. Все – сполна! Все – по большому счету! Гримируется лицо и разгримировывается, готовится к общению душа!..
И последнее. Ольга Прокофьева служит в театре, помнящем величайшую из величайших – Марию Ивановну Бабанову. Она даже играет ее роль – Марию Александровну Москалеву – эдакого облаченного в провинциальные шелка «фельдфебеля» - первую даму затерянного в русских снегах городка Мордасова, который воспел Федор Михайлович Достоевский в своем фантасмагорическом «Дядюшкином сне». Бабанову в этой роли я видел. Прокофьеву – пока не довелось.
Как они через десятилетия взаимодействуют друг с другом на одних подмостках. В одной роли? Сказать трудно. Но я верю в общение душ. В обмен составами крови. Верю в перекличку двух голосов. Один – уже там, как писала Ахматова, «на воздушных путях». Другой голос здесь, с нами, на земле…
Ольга Прокофьева подписала афишу: «Думаю о Вас с нежностью». Примите в ответ, Ольга Евгеньевна, нашу, обвеянную тихоокеанскими ветрами нежность и наше глубочайшее расположение к Вам!
ПКПБ им. А. М. Горького выражает глубокую признательность Наталии Витальевне Макаренко (Департамент культуры Приморского края), организатору встречи с Ольгой Прокофьевой. И компании «Винлаб», предложившей гостям этого яркого театрального вечера дегустацию легких, поднимающих настроение напитков.