Конкурс эссе к 100-летию Александра Солженицына

Статья 24 января 2019 г.

Конкурс эссе проводился на сайте «Нового мира» (nm1925.ru) с 25 августа по 25 октября 2018 года. Любой пользователь мог прислать свое эссе. Главный приз — публикация в журнале. На конкурс было принято 41 эссе. Они все опубликованы на сайте.

Победители конкурса в порядке поступления эссе: Илья Луданов, Татьяна Лашук, Александр Титов, Василий Авченко, Людмила Глушковская, Александр Марков, Александр Матасов, Георгий Жаркой, Наталия Исакова, Андрей Анпилов, Игорь Фунт, Дмитрий Артис, Полина Серебрякова, Александр Донецкий.

Кроме победителей мы публикуем вне конкурса эссе Маргариты Кагановой и Владимира Губайловского.

Поздравляем победителей и благодарим всех участников.

Владимир Губайловский, модератор конкурса

Путешествие из Магадана в Москву

От Магадана до верховьев Колымы — полтысячи километров. Город стоит на Тихом, река течет в Ледовитый. Две трети водотока Колымы вообще приходятся не на Магаданскую область, а на Якутию.

Однако «Колыма» — не только река, но и неформальная географическая область, центр которой — Магадан. Именно этот город считается столицей Колымского края, никогда не существовавшего в качестве административной единицы.

Поэтому не будет ошибкой сказать, что на родину Солженицын возвращался через Колыму. Самолет компании Alaska Airlines, летевший из Анкориджа во Владивосток, приземлился в Магадане на дозаправку. Писателю разрешили выйти на летное поле. Он стал на колени и поцеловал колымскую землю, на которой никогда не был.

В аэропорту Владивостока 27 мая 1994 года Солженицына встречали журналисты со всего мира. Ажиотаж был дикий. Назавтра писатель сетовал: «Моей жене отдавили ногу… Зачем лезут, давятся? Каждому фотографу достаточно снять два снимка, зачем делать 250?» Такого внимания Владивосток не испытывал с 1974 года, когда Брежнев проводил здесь переговоры с президентом США Фордом.

…Смотрю старую хронику. На центральной площади Владивостока — яблоку не упасть. Люди скандируют: «Со-лже-ни-цын!», несут плакаты. В глаза бросается один из них: «Ура артельщику Наздратенко — зодчему приморского Гулага». Автобус с трудом продвигается через толпу, крепкие парни в пиджаках пробивают коридор. На трибуну у памятника Борцам за власть Советов, откуда выступали на демонстрациях партийные лидеры, Солженицына не ведут, он выступает с какого-то помоста. Настает тишина — как будто выключили звук. Толпа ловит каждое слово:

— Я никогда не сомневался, что коммунизм обречён рухнуть, но я всегда страшился того, каким будет выход из коммунизма и какую расплату мы понесём, когда это произойдёт. Я знаю, что я приезжаю в Россию истерзанную, обескураженную, ошеломлённую, изменившуюся до неузнаваемости, в метаниях ищущую саму себя…

К Солженицыну тянутся руки, книги. Слышны вопросы из толпы: «Вы верите в возрождение России?» — «Да, верю…»

Безотносительно отношения к Солженицыну — возможно ли сегодня представить подобную встречу писателя?

75-летний Солженицын вернулся между расстрелом Белого дома и началом войны в Чечне. Снова угодил между жерновов: для демократов не мог стать своим, потому что почвенник, для патриотов — потому что антисоветчик. Вопрос: «Как вы относитесь к Солженицыну?» не имеет смысла, потому что каждый видит своего Солженицына.

…Читаю стенограмму пресс-конференции во Владивостоке 28 мая 1994 года. Многое сегодня звучит по-новому, резонируя с событиями, которых Солженицын не застал.

Его спросили о Курилах — тогда казалось, что Ельцин вот-вот их отдаст. Писатель ответил:

— Есть приоритетность, важность вопросов для нашей жизни… Сегодня 25 миллионов русских живёт не в России… Я был абсолютно поражён в Вермонте, что отдали 12 миллионов русских Украине, пять-шесть русских областей. Никто не сказал ни слова. Я обратился к украинскому референдуму, к русским, живущим на Украине: проголосуйте же, проголосуйте же сами! Никто не обратил внимания. Семь миллионов русских отдали в Казахстан. Никто не сказал ни одного слова! Семипалатинск, Усть-Каменогорск — это же южная Сибирь, это же наше казачество. Там казачество запрещено, им дышать не дают — никто не говорит ни единого слова! Но есть Курильские острова, где живет 1000 — 1400 человек (на самом деле — более 20 тысяч — В. А.), и вот такой шум поднялся. Я не понимаю такой приоритетности. Дайте России собраться, тогда этот вопрос будет совершенно легко решён.

На той же пресс-конференции Солженицын заявил, что федерацией Россия никогда не была, что по-настоящему национальных республик в стране — только три (Чечня, Тува и Дагестан), что Россия должна делиться на равноправные губернии. Прошелся по Горбачеву:

— Он лицемерно вел перестройку, он семь лет разрушал все структуры промышленности, какие были, ничем не заменив.

Реформу Гайдара назвал «безмозглой», приватизацию — «обманной»:

— За какие-то ничтожные условные деньги некоторые люди приобретают народное достояние.

Заявил, что против партий в принципе, что не будет ни с властью, ни с оппозицией. Отмежевался от диссидентов:

— Я никогда с ними общих взглядов не имел. Мои взгляды радикальные и совершенно другие. Патриотические были всегда. У них этой ноты не было.

От просьбы оценить деятельность Ельцина, однако, уклонился:

— Не считаю правильным, едва приехав, давать сразу ответ. Дайте мне проехать. Дайте мне посмотреть. Очень может быть, что мои некоторые убеждения надо проверить, а некоторые укрепить, а некоторые изменить.

1 июня Солженицын тронулся в Москву — поездом. Все издержки взяла на себя британская BBC за право на эксклюзивную съемку фильма о возвращении изгнанника. Два «пломбированных» вагон-салона вызывали ассоциации с Лениным, сама двухмесячная поездка — с Радищевым: «…душа моя страданиями человечества уязвленна стала». В каждом городе люди шли к Солженицыну со своими бедами. Хотя не редкостью были и плакаты «Возвращайся в США!». Хабаровск, Улан-Удэ, Иркутск, Красноярск… — путешествие, писал Солженицын, вернуло ему потерянное в Америке ощущение пейзажа.

В 1998 году Солженицын выпустил публицистическую книгу «Россия в обвале», в которую вошли в том числе впечатления от поездки по Транссибу. Это был новый Солженицын. Яростный критик СССР теперь выступал крайне резко по отношению уже к новым вождям. В том же 1998-м писатель не взял орден Андрея Первозванного от Ельцина, при котором вернулся в Россию. Объяснил:

— От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу.

Проблема в том, что «ГУЛАГ»-то читали все, «Россию в обвале» — кажется, почти никто.

Василий Авченко, журналист, прозаик. Владивосток.

Источник: nm1925.ru