Ключ к закрытому городу, или 160-летний юноша между прошлым и будущим

2 июля исполняется 160 лет со дня образования города Владивостока (1860).

«Далёким, но нашенским» назвал его в 1922 году Ленин. Высоцкий сформулировал в 1967-м: «Открыт закрытый порт Влади­восток».

Эти формулировки двоих всенародных Владимиров точно от­ражают противоречивую природу города, фиксируют его матрицу.

На культурный код Владивостока - этого, по выражению поэта Ивана Елагина, «дивного тупика Руси» - повлияли и география, и история. Это город, живущий на стыке стихий.

Среди составляющих ДНК Владивостока - близость к океану и тайге, полуостровное положение, азиатское соседство, муссон­ный климат. Владивостоку сложно определиться с собственным «я», потому что он соткан из противоположностей. Он южный - и в то же время северный, этакий гибрид Сибири и Сочи. Евро­пейский - и в то же время азиатский (культурная граница между Европой и Азией, в отличие от географической, проходит именно здесь). Солнечный, тёплый, морской - и промозглый, холодный, пробирающий до костей (у тех, кто проводит здесь пять-семь лет, прорезываются жабры). Периферийный, но не провинциальный. Светлый, волнующий, манящий, фантастически красивый, как в песнях родившейся во Владивостоке группы «Мумий Тролль» - и пугающий, мрачный, депрессивный, беспросветный, как в снятой здесь же режиссёром Хомерики «Сказке про темноту».

Первая миссия Владивостока - военный форпост империи на востоке.

Потом он получил статус «порто-франко». Сюда потянулись русские переселенцы и западные коммерсанты, китайцы, корейцы, японцы...

Многие города появлялись как бы сами по себе - в устьях рек, у пересечения дорог. Владивосток нужно было придумать - как роман, как фильм, как арт-проект. Его появление в нынешнем виде не было предопределено. Он мог появиться в виде китайско­го Хайшеньвэя или английского Порт-Мея. Даже после закрепле­ния нынешнего Приморья за Россией власти долго сомневались, где именно расположить главную тихоокеанскую базу империи: в Николаевске-на-Амуре? В Порт-Артуре? А может, в Посьете?

За свою короткую - всего-то две человеческих жизни! - исто­рию Владивосток успел побыть военным постом, открытым пор­том, злачным местечком с азиатской Миллионкой, офицерским «клубом ланцепупов» и футуристским «Балаганчиком» впридачу, белогвардейско-интервентским гнездом, главной базой Тихооке­анского флота. С основания и до 1930-х он был «дальневосточ­ным Вавилоном». Численность азиатского населения города порой достигала половины. Самой большой диаспорой были китайцы («манзы») - строители, извозчики, рулевые лодок-«шампунек», разносчики овощей. Корейцы отличались большей склонностью к ассимиляции: охотно крестились, носили русскую одежду, учи­лись в русских школах (в Корейской слободе Владивостока в 1914 году родился Цой Сын Дюн, он же Максим Петрович Цой, - дед музыканта Виктора Цоя). Свой район - Нихондзин Мати - был и у японцев, которые держали прачечные, фотосалоны, публичные дома. Во Владивостоке были заметны американцы и европейцы. В 1920 году в семье местных бизнесменов швейцарского проис­хождения родился Юл Бриннер - будущая мировая звезда кино и театра. К концу 1930-х иностранного населения во Владивостоке почти не осталось: одни уехали, других выслали. Потом город стал закрытым портом. Лишь в начале 90-х стали вновь появляться тор­говцы, бизнесмены, строители из Китая, Японии, Кореи.

Пограничное положение, военно-морская генеалогия, внеш­ние угрозы предопределили высокий уровень патриотических и почти полное отсутствие сепаратистских настроений. Вместе с тем удалённость и сложности в отношениях с чиновниками из цен­тра породили недоверие к столице. Это недоверие достигло апогея в тревожных 1990-х, когда созданная при СССР система жизнео­беспечения рухнула и горожанам пришлось выживать самостоя­тельно - за счёт ввоза одежды из Китая, продуктов из Кореи, по­держанных автомобилей из Японии. Расцвели контрабанда, бра­коньерство, «чёрный» лесоповал»... Сегодня ситуация несколько упорядочена, однако Владивосток по-прежнему отличает морская вольница, в чём-то близкая казачьей. К букве закона здесь нередко относятся снисходительно.

Среди символов Владивостока - море, сопки, тигры, крепост­ные форты, Токаревский маяк, фуникулёр, пляж Шамора, право­рульные автомобили.

Любой город - сложный организм. Без броских, но уже не­сколько утомивших парадных видов - набережные, видовые, мо­сты, молодожёны, чайки над волнами. - конечно же не обойтись. Но мне всегда приятно обратить внимание и на Владивосток не­парадный, негламурный, неяркий. Есть тихое очарование сокро­венного Владивостока, его драгоценные калейдоскопные осколки - красный кирпич со старинным клеймом Startseff, матрос, при­званный откуда-то «с материка», китайский сапожник, словно со­шедший с дореволюционной открытки, «частный сектор» на скло­не сопки, полурастворённый тайфуном асфальт, потаённые очкуры Чуркина или Тихой. И в этом тоже - поэзия, и в этом тоже - кра­сота.

Владивосток с удовольствием рождает мифы о себе. Многим хочется верить в то, что по Владивостоку разгуливают табуны ти­гров и толпы китайцев. И очень не хочется верить в скучную прав­ду: редкие тигры и ещё более редкие леопарды прячутся в тайге, а китайца трудно отыскать среди среднеазиатских гастарбайтеров. Сначала я пытался развенчивать мифы, а сейчас предпочитаю под­держивать. Правда ли, что Владивосток связан секретным тонне­лем с островом Русским? Правда ли, что на местной «пересылке» умер Мандельштам? Правда ли, что лейтенант Шмидт не вылезал во Владивостоке с гауптвахты, а Сонька Золотая Ручка торговала квасом? Ответы не нужны. Миф - не обязательно выдумка. У мифа собственные, часто запутанные и интимные отношения с так назы­ваемой действительностью, в которых разбираться, возможно, во­обще не следует, чтобы не разрушить магию. Офицерские мемуа­ры старого Владивостока, моряцко-рыбацкие байки Владивостока советского, криминальные драмы 90-х - всё это наша мифология. В ней граф Муравьёв-Амурский соседствует с криминальной «тре­тьей сменой», обшарпанные гостинки - с «Версалем» и выверну­той наизнанку подземной парковкой Fresh Plaza, гребешок - с «чо- копаем», «кондитерская фабрика» - с кондитерской фабрикой, вы­пускающей шоколад с морской солью, «химка» - с контрабандным японским виски, а несортовые наважата, прозванные самураями, - с отчаянными рамными джипиками Suzuki Samurai. Получается коктейль на любителя; предпочитаю оставаться таким любителем. В городе, населённом мифами, жить интереснее. Он приобретает дополнительное измерение, становится территорией 5D.

Владивосток не даёт горожанам забыть о дикой природе. Он весь - на сопках, он окружён морем, так что сложно отыскать точ­ку, откуда не была бы видна вода. Если выпадает снежок - наступа­ет «день жестянщика» и транспортный паралич. Если начинается дождик - он может обернуться катастрофическим тайфуном. Вес­ной рыбаков на льдинах уносит в море, и за их спасением город наблюдает из окон. Иногда, впрочем, за рыбаков можно по ошибке принять чёрные точки нерп, выползших на лёд. Владивосток со­храняет - в хорошем смысле слова - дикость. У нас есть кедровый орех и зверьё в тайге, есть тёплое море, куда можно нырять за ми­диями и гребешками...

Японские тайфуны, солоноватые туманы и китайско-мон­гольские пыльные бури из Гоби; чеховский кит и загадочная рыба «ивась», о которой писали прозаик Аркадий Гайдар и поэт Павел Васильев и которая покидает нас на десятилетия, чтобы потом вер­нуться и выручить в трудный год; форштевни, паруса, свинцовые эсминцы, антрацитовые подлодки-«варшавянки». - всё это Вла­дивосток.

Владивосток - город южный по российским меркам, он распо­ложен на одной параллели с Сочи, Неаполем, Грозным. Но это - только по карте. «Широта крымская, долгота колымская» - невесть кто невесть когда определил суть этих мест настолько точно, что короче и ёмче некуда. Во Владивостоке не бывает континенталь­ных морозов, но с нашими ветрами и влажностью даже каких-то минус десяти хватает, чтобы окоченеть заезжему дублёному сиби­ряку. Зато летом в здешние воды заглядывают теплолюбивые фугу - опасное самурайское лакомство.

***

Вспомним, что говорили о Владивостоке в разное время.

Географ, офицер Николай Пржевальский (исследовал Примо­рье в 1867-1869 гг.): «Владивосток вытянут на протяжении более версты по северному берегу бухты Золотой Рог, обширной, глубо­кой, со всех сторон обставленной горами и потому чрезвычайно удобной для стоянки судов. Кроме солдатских казарм., в нём на­считывается около 50 казённых и частных домов да десятка два ки­тайских фанз. Число жителей, кроме китайцев, вместе с войсками простирается до 500 человек».

Писатель Всеволод Крестовский, побывавший во Владивосто­ке с эскадрой адмирала Степана Лесовского в 1880 году: «.Какие же достопримечательности во Владивостоке? Разве длиннокосые, женоподобные манзы (местные китайцы - В.А.) в синих кофтах на базаре. Или корейцы в белых балахонах, разъезжающие по горо­ду верхом на рыжих коровах. По части грандиозных строитель­ных сооружений вроде доков, набережных, арсеналов и т. п. здесь пока ещё нет ничего; по части монументальной, вроде памятников, дворцов или храмов, тоже ровно ничего, - это всё в будущем. По части красоты природы - есть, говорят, места красивые, но не в городе, а там, за замыкающими его горами, к северу; городские же места если и замечательны по чему-либо, то разве по своим дей­ствительно оригинальным кличкам. Так, например, здесь есть «Голопуп», или иначе «Гора безобразия», «Гнилой угол», «Речка Объяснений», «Машкин овраг», «Блокгауз свиданий» и т.п. Общее впечатление, производимое городом. Как бы сказать это. В России бывают города и значительно хуже Владивостока; но нам он понравился не столько сам по себе, сколько потому, что, попав сюда, мы опять попали в Россию, опять увидели всё это так назы­ваемое своё, хотя и неприглядное, да всё же родное».

Антон Чехов (побывал во Владивостоке в 1890 году, возвра­щаясь с каторжного Сахалина) в 1904 году писал Борису Лазарев­скому: «Когда я был во Владивостоке, то погода была чудесная, тёплая, несмотря на октябрь, по бухте ходил настоящий кит и пле­скал хвостищем, впечатление, одним словом, осталось роскош­ное... Во Владивостоке, в мирное время по крайней мере, живётся не скучно, по-европейски. Если Вы охотник, то сколько разгово­ров про охоту на тигров! А какая вкусная рыба! Устрицы по всему побережью крупные, вкусные».

Путешественник, офицер, писатель Владимир Арсеньев при­был сюда в 1900 году и отметил: «Г. Владивосток, находясь на ши­роте Неаполя, имеет среднюю годовую температуру 5°, соответ­ствующую температуре Лофоденских островов у Норвегии».

Писатель Валентин Пикуль в романе «Крейсера» описал Вла­дивосток времён русско-японской войны: «Ярко-синие воды Зо­лотого Рога и Босфора покачивали дремлющие крейсера; под их днищами танцевали стаи креветок, сочных и вкусных, проползали на глубине жирные ленивые камбалы, а сытые крабы шевелили громадными клешнями. Владивосток - край света. Дальше ни­чего нету».

Знаменитый норвежский полярник Фритьоф Нансен побывал тут в 1913 году: «Вид на город с моря очень красив, вряд ли Вла­дивосток особенно уступит в этом отношении какому-нибудь го­роду. Расположенный на террасах, он очень напоминает Неаполь. Правда, тут нет на заднем плане Везувия, зато прекрасная гавань и красивые острова. На всех островах, на всех мысах, куда ни обернись, только и видишь укрепления, форты и пушки».

Владивосток времён Гражданской войны изобразил в рома­не «Последний из удэге» писатель, бывший партизан Александр Фадеев: «На пристани пахло рыбой, мазутом, апельсинами, водо­рослями, опием. Бухта была забита торговыми, военными, парус­ными, паровыми судами. Меж ними сновали шлюпки, китайские шампуньки, шаланды. На горах, в Гнилом углу и на Чуркином мысу днём и ночью горели костры, оттаивавшие землю, - отстра­ивались новые дома, бараки и казармы для войск, госпиталей и пленных. Днём и ночью ледоколы, скрежеща, ломали лёд на бухте, облака чёрного, оранжевого, розового дыма и пара стояли над бух­той. Пристани и вокзалы грохотали от сгружаемого и нагружаемо­го военного снаряжения. Мощные иностранные суда отчаливали, заваленные сибирской рудой, лесом, рыбой, и сухой, пронзитель­ный морозный ветер из Верхоянска слал им вслед ржавые тучи пе­ска и щебня с гор».

Те же революционные времена в описании поэта Николая Асе­ева: «Густо вплотную кипел вокруг меня незнакомый быт. Люди в синих длиннополых халатах обтекали меня сплошной массой... Непонятные фрукты и цветы окружали меня толпой. Чёрные по­блескивающие сланцем рогожи с трепангами расстилались у моих ног чудовищными пиршествами; розовые гирлянды огромных крабов висели на мачтах джонок. Город рушится лавиной с сопок в океан; город, высвистанный длинными губами тайфунов, вымы­тый, как кости скелета, сбегающей по его рёбрам водой затяжных дождей.»

Поэт Павел Васильев описал Владивосток 1929 года: «Слад­коватый, винный запах разлагающихся на берегу водорослей сме­шивается с запахом дыма и набухших влажных деревьев. Деревья громоздятся по откосам, карабкаясь за поднимающимися всё выше и выше домами. Над Амурским заливом покачивается тяжёлый и пухлый, как огромная красная медуза, закат. Улица бежит вверх на одну из сопок; если добраться до её конца, можно увидеть широ­кую полосу моря. Владивосток напоминает. огромный потуха­ющий костёр, груду синих, красных и голубых огней».

Первым действующим лидером страны, посетившим Влади­восток, стал Хрущёв. Его приезд 1959 года запомнился владиво­стокцам лозунгом: «Это будет наш советский Сан-Франциско!». Интересно, что подобное сопоставление сделал ещё в 1923 году в романе «Трест Д. Е. История гибели Европы» Илья Эренбург: «... Что касается Владивостока, то лет через 20 он станет соперником Сан-Франциско».

***

С официальными символами Владивостока - какая-то фаталь­ная неразбериха.

Первый герб у Владивостока появился в 1883 году, когда Алек­сандр III утвердил эскиз архитектора Юлия Рего с золотым тигром, башенной короной и якорями. Почти век спустя, в 1971 году, у Вла­дивостокского горисполкома дошли руки до обновления герба в соответствии с изменившимися реалиями. Корону украсили сер­пом и молотом, внесли ещё несколько поправок (именно этот ва­риант и сейчас венчает здание мэрии Владивостока). В 1992 году герба лишили сочтённых неактуальными серпа и молота, а тигру художник Геннадий Кунгуров придал более натуральный вид.

В 2001-м от герба оставили лишь центральную часть - тигра на щите. Получилась «кошка, гуляющая сама по себе». Именно этот вариант внесли в Государственный геральдический регистр за номером 984.

Но в 2004 году мэр Владимир Николаев решил вернуть городу исторический герб - с башенной короной, якорями и лентой. На­чалась неразбериха: дума города в документах использовала один вариант, мэрия - другой; дошло до вмешательства прокуратуры. Появился новый эскиз - со святыми Андреем Первозванным и Георгием Победоносцем.

В 2012 году, однако, дума утвердила герб, близкий к варианту 1992 года, но Геральдический совет России объявил его недействи­тельным.

В итоге было решено вернуться к варианту 2001 года. Потом депутаты гордумы зачем-то опустили тигру хвост. Этот герб c 2015 года значится в геральдическом регистре, но и он устроил далеко не всех. Возмущён выдающийся эколог и тигровед Василий Сол- кин: «Тигра превратили в не уверенного в себе кота с поджатым от страха перед будущим хвостом, который находится в размышле­нии: не пора ли отсюда валить? Если депутаты, утвердившие опу­щенный хвост, собираются валить, - это их дело. Но хвост вверх верните!».

В сентябре 2012 года, как раз к саммиту АТЭС, Владивосток обзавёлся флагом. Москву он тоже не устроил, так как был разра­ботан без учёта рекомендаций Геральдического совета. Использо­вание в качестве его основы гюйса ВМФ рассматривается гераль- дистами как узурпация чужой символики. Кроме того, композиция флага должна повторять композицию герба - иного не дано.

Попытки создать гимн Владивостока предпринимались в тече­ние нескольких лет. В 2017-м гимн был официально принят город­ским парламентом. Не хочется никого обижать, но главная город­ская песня «Владивосток - город воинской славы», мягко говоря, не бесспорна. Даже сами депутаты городской думы отказались слушать этот гимн при открытии заседаний, проголосовав за то, чтобы начинать свои сессии с другого гимна - государственного.

Есть, пожалуй, только один бесспорный символ города - ро­додендрон остроконечный, в народе - багульник. Его в 1994 году утвердил и. о. мэра Владимир Гильгенберг по предложению вы­дающегося ботаника профессора Сигизмунда Харкевича. Саму же идею обзавестись природным символом Владивостоку подброси­ли гости из Ниигаты.

***

Владивосток развивается не равномерно, а импульсами, кото­рые чередуются с периодами полусна. Толчками могут быть во­йны, юбилеи...

Главный такой импульс из недавних - саммит АТЭС-2012, су­мевший «перезагрузить» постсоветский Владивосток. В ходе под­готовки к нему город получил мосты через бухту Золотой Рог, про­лив Босфор-Восточный и часть Амурского залива, кампус ДВФУ на Русском, дороги, океанариум, оперный театр, модернизирован­ный аэропорт «Кневичи» в Артёме - сателлите Владивостока.

Предыдущей подобной вехой стало 125-летие города, отме­чавшееся в 1985 году. Полистаем старые подшивки и попробуем провести некоторые параллели между днём сегодняшним и собы­тиями 35-летней давности.

Газета «Рыбак Приморья», декабрь 1984 года: на углу Ленин­ской и 25 Октября начато сооружение подземного перехода. Глав­ный инженер управления капитального строительства горисполко­ма В.И. Фокин говорит: на этом оживлённом перекрёстке «регули­ровать движение транспорта и пешеходов почти невозможно». Это он не ведал, что будет твориться на улицах города потом.

Тут же - репортаж со стройки вокзала прибрежных морских сообщений на 36-м причале, который уже в наше время снесли ради возведения скандального недостроя - отеля «хаятт». Началь­ник участка строительно-монтажного треста ДВМП Г.Р. Соколов­ский самокритичен: «Строительство мы затянули - завод ЖБИ-2 не поставил в срок перекрытия, а управление «Стройдеталь» - витражи...». Он не знал про «хаятты» и про то, что такое настоя­щее затягивание строек.

1985 год. Горисполком переименовывает улицу Геологов в Прапорщика Комарова, Электрозаводскую - в Муравьёва-Амур­ского, Авангардную - в Капитана Шефнера.

Создаётся дом-музей Арсеньева. Горожан, располагающих по­тенциальными экспонатами, просят откликнуться.

Вводится в строй парк Минного городка, впоследствии разо­рённый бурей 90-х.

Из репортажей с празднования 125-летия города: «Ленин­ские слова стали девизом для нашего города, всегда шагающего в ногу со страной». «В день рождения Владивостока на Корабель­ной набережной состоялось торжественное открытие памятника первооснователям города». «Владивосток сегодняшнего дня - это огромная стройплощадка. Тесно становится Владивостоку. Под­пирает он богатырскими плечами два залива. Но Владивосток нашёл выход - он растёт сегодня в высоту.».

Да, пафос, да, наивность - но зато сколько тепла и света!

Стихи местного производства: «Здесь владивостокчанки - Аф­родиты! - Божественно по улицам идут». Или: «Здесь наш Ильич стоит лицом к рассвету, Пиджак под свежим ветром распахнув».

Население города в 1985 году составило 609 тысяч человек. К пиковому и перевальному 1991 году число горожан дорастёт до 648 тысяч, потом начнёт уменьшаться. Сегодняшние показатели - на уровне 1985 года. Даже чуть меньше. Отсюда по-прежнему уезжают. Может быть, это подспудное влияние порта: корабль не должен стоять на приколе - он живёт, пока ходит по морям. Зато уехавшие из Владивостока навсегда остаются его агентами влия­ния, среди которых бывших не бывает. Они просят прислать им местного «птичьего молока» или «уссурийского бальзама», но на расстоянии вкус Владивостока выветривается. Город - от Маяка до Шаморы - нужно ощущать физически: глазами, стопами, губа­ми.

«Уходим, уходим, уходим.» - поёт главный музыкант Вла­дивостока Илья Лагутенко. Но он же поёт и: «Мы остаёмся на­всегда».

Это мы, местные, можем бесконечно вспоминать про войны мэров и губернаторов, про пересохшие краны, критиковать одно­стороннее движение в центре или пробки на Второй Речке... Для человека со стороны Владивосток - далёкий, экзотический, пре­красный, романтический порт, где хочется как минимум побывать.

...Журнал «Дальний Восток», июль 1985 года. Мэр Анатолий Головизин пишет о расширении города на север - в район Трудо­вого и Углового, где будет построена ТЭЦ-3, появятся «промыш­ленная зона и жилой массив с населением до четверти миллиона человек». С центром этот район свяжут электрички, скоростной трамвай, а «в ближайшей перспективе - и метро». После 2000 года, пишет Головизин, город шагнёт через Амурский залив в сторону Тавричанки: «Сегодня. обычный портовый катер пересекает за­лив за 20 минут, а до некоторых улиц на трамвае ехать гораздо дольше. Ну а если трамвай будет морским?». «В самом недалёком будущем, - сообщает Головизин, - предусмотрено построить ещё три фуникулёра на... Ленинской. Улицу Нерчинскую и Партизан­ский проспект предполагается связать эскалатором. Удлинятся и замкнутся в транспортное кольцо трамвайные пути. Совершенно преобразится долина Первой Речки в своём устье. В принципе уже решён вопрос о переносе отсюда нефтебазы... Раскинется парк на 40 с лишним гектаров, встанет дворец спорта с ледяной ареной... поднимется над бухтой Золотой Рог транспортный мост...»

Вскоре всё или рухнуло, или заморозилось. Настали два де­прессивных десятилетия - вплоть до саммита-2012. Метро так и не построили - зато появились мосты. ТЭЦ-3 нет, нефтебаза оста­лась на месте, долина Первой Речки - жуткий гибрид промзоны и свалки, трамвай почти исчез, как и паромы. Мы где-то продвину­лись вперёд - но во многом отстаём от 1985 года. Одно не постро­или, другое своими же руками уничтожили.

Оставаясь главной базой Тихоокеанского флота, Владивосток стал окном страны в Азию, «контактной зоной», «свободным пор­том».

В последние годы он явно вошёл в моду: его изобразили на 2000-рублёвой купюре, его снимают в кино, сюда регулярно при­езжает Путин на Восточный экономический форум.

Параллельно обострились болезни роста, связанные с высо­кой автомобилизацией (по этому показателю Владивосток - пер­вый в России), неразвитостью инфраструктуры, бесконтрольной «точечной застройкой», экологическими проблемами: перевалка угля, загрязнение моря, вырубка лесов...

Владивосток продолжает искать себя. Помимо проблем теку­щего характера, стоит вопрос о его роли для страны и мира.

Ряд дальневосточных учёных считают, что Владивосток дол­жен стать «восточной столицей России» и городом федерального подчинения.

Будем ждать нового импульса, чтобы снова рвануть вперёд.

***

С 1992 года Владивосток открыт - но не для всех. Он похож на айсберг, подводная часть которого в несколько раз больше над­водной. Он сродни маленьким городским машинкам вроде Toyota Vitz или Honda Fit, которые внутри оказываются гораздо простор­нее, чем кажутся снаружи. Владивосток - загадочная планета, на­подобие лемовского Соляриса, которую можно изучать всю жизнь.

Никто точно не знает, как называется житель Владивостока. Филологи говорят - «владивостокец», местные это слово не при­нимают. Приезжие употребляют «владивостокчанин» - аборигены кривятся. Возможно, у нас что-то вроде кризиса самоидентифика­ции.

Владивосток надо уметь читать между сопок.

Считается, что имя «Владивосток», придуманное Муравьё­вым-Амурским, сконструировано по образцу Владикавказа и оз­начает «Владеть Востоком». Но этот генерал-губернаторский нео­логизм начинён, как брюхо прожорливого большеротого морского бычка, множеством дополнительных смыслов. Владивосток - это исток, восторг. И ещё - «диво». Надёжно запрятанное от чужих случайных глаз в самую сердцевину.

Источник: Календарь дат и событий Приморского края на 2020 год