Сегодня Владивосток прощается со своим Почетным гражданином, доктором технических наук, заслуженным деятелем науки и техники РФ, ректором ДВ Государственного Технического университета (1992-2007), капитаном первого ранга, писателем, общественным деятелем, педагогом и краеведом Геннадием Петровичем Турмовым.
Годы его писательского становления прошли в тесном взаимодействии с Приморской краевой публичной библиотекой им. А. М. Горького. Библиотека привлекла к его имени внимание самой широкой общественности, подготовив и издав в 2012 году в серии «Краеведы Приморья» Биобиблиографический сборник Геннадий Турмов.
Рассказывать о нем будут его книги
Геннадий Петрович позвонил за день до открытия ХХI-ой ДВ книжной выставки-ярмарки «Печатный двор», чтобы сказать, что он приболел. На выставке его не будет, и личную его коллекцию представлять некому. Тому, что он приболел, я не придал никакого значения. Два дня назад он встречался с библиотечной общественностью. Был бодр. Симпатично рассказывал съехавшимся на Школу библиотечной инноватики руководителям муниципальных библиотек о своей новой книге «Проклятое золото Колымы». Сетовал, что привезенных в библиотеку книг на всех не хватило. Обещал подвести их на «Печатный Двор». Там книгу получат все.
И вот звонит и говорит, что неловко как-то все выходит. Пообещал книги, а приехать не получится. Уж больно нехорошо. Я и в голову не взял, что у него начинается «то самое» и что все это может скверно кончиться. Только подумал, ох, уж эта всегдашняя турмовская обязательность! Другой бы и не вспомнил. Ну, пообещал. Ну не получилось. И что?
Ах, Геннадий Петрович, Геннадий Петрович, военный гражданский Вы наш человек! Именно так, монолитно: военный гражданский.
Обязательность – его главное качество. Оно – как его безупречная выправка. Как сидящий на нем китель – размер в размер! Прямая спина. Так умели держать спину те, о ком он писал в своем «Рюрике» – одном из крейсеров владивостокского отряда. Да только ли на «Рюрике»? А командный состав «Громобоя», «Богатыря» и «Очакова»? Эскадренных броненосцев «Ретвизан» и «Пересвет»? О ком еще он писал, много занимаясь историей нашей провальной русско-японской компании? Но он писал не о крахе. Он писал о том, как можно побеждать в поражении. Для этого и поисковые экспедиции в район потопления русского флота организовывал. И памятники открывал. Всем, кто жил Отечества ради. Жил, словно бы прививку от самой истории получил.
Геннадий Петрович Турмов – очень русский человек. Мы как-то забываем, что мы сначала русские, а потом уже – российские. Он – русский. Корнево. Кровно. Принципиально. Ох, как не любит нынешний толерантный мир это самое «русское». Как изводится по любому пустяку. Как любит подлавливать нас на элементарном и тут же, на миру, уму-разуму учить. Да. Успокойтесь, господа хорошие. Толерантность ведь не том, что вы, увидев оплошность соседа, прилюдно объясняете, какой столовый предмет в какую руку нужно взять, а в том, чтобы не заметить этого, дабы не конфузить человека.
Мне кажется, Геннадий Петрович недолюбливал это понятие – толерантность. Уж больно ловкое словцо. Я тоже к нему относился с большим сомнением, но особо на этот счет не распространялся, зная, как ценятся сегодня в обществе либеральные настроения. А тут мною чрезвычайно уважаемый и почитаемый лидер польского кинематографа Кшиштоф Занусси возьми и пооткровенничай, почему он недолюбливает это самое понятие – «толерантность». По тем же, в сущности, причинам. По неопределенности моральных установок, смысловых подмен и смысловых замен. Я думаю, что и польский классик, и дальневосточный ценитель прошлого понимают, «что не так», когда мы рассуждаем о терпимости и навязываем ее, как обязательное поведение современно мыслящего человека.
Я уже говорил о том, что Турмов – принципиально русский человек! Сегодня оставаться принципиальным человеком – то же, что принять бой в окопах Сталинграда. Охотно верю, что, говоря так, не найду понимания даже у многих близких мне людей. Они обязательно приведут примеры того, когда Турмов оказывался не на высоте. Скажут, что с его согласия перестал существовать Политехнический. Лучший вуз в пространстве азиатской России! Скажут, что уж лучше бы занимался краеведением, а не организацией вузовского образования. Скажут, что полюбил публичность, больше, чем это нужно серьезному человеку. И еще много чего скажут.
И все эти «турмовские грехи» не имеют для меня определяющего значения. Разве, только то, что в его ректорскую эпоху мы попрощались с Политехническим! Ах, какой это был Вуз! Сказка! Украшение всего российского образования! Но мы живем во времена потерь. И каких потерь! Что остался МХТ, тот который завещал нам Олег Ефремов? Что, жив Большой Театр, в котором пела Образцова и танцевала Уланова? Что, наши Армия и Флот держат ту же марку, что и в доблестные 60-70-тые? Что, кто-то украдкой пишет новый «Тихий Дон», а мы ничего об этом не знаем?
Когда на глазах помертвевшего Турмова временщик – губернатор Миклушевский обращал в пыль его Музей, его Библиотеку, его стадион и много чего другого – я думал, можно ли все это пережить и не сойти с ума?
Библиотека тогда работала над посвященной Турмову книгой. Она выходила в серии «Краеведы Приморья», но затрагивала вопросы, отнюдь не только краеведческие. Или краеведческие, если в слове чуть- чуть поменять буквы, чтобы получилось – кровеведческие. Я писал тогда для этого сборника очерк «Медленное обледенение судов». Очерк о поражении Турмова. Он ему не понравился. Турмов обиделся, и даже какое- то время со мной не общался. Я сказал ему: «Но ведь материал не пораженческий. Материал о доблести поражения. Да, Порт-Артур пал. Тем выше его слава!»
Книга писалась от полноты чувств. Сейчас перелистываю ее, и она мне начинает нравится. И Турмов в ней – тоже нравится. Нас ведь многое связывает. Мы оба – из Уссурийска. Я узнал себя на фотографии, которую он мне однажды показал. Там я – пацаненок на снежной горке. Рядом девочка, его племянница. Моя сверстница. Мы жили с ней в одном дворе. Большом. Благоустроенном. И дома, и двор делались пленными японцами. «Видишь, – говорил мне Геннадий Петрович, показывая фотографию. – Я много чего про тебя знаю!»
Жизнь последних лет сблизила нас, и я теперь много чего про Вас знаю, Геннадий Петрович. Вы мне когда-то рассказывали про зеленый луч. Зеленый луч – метафора, изобретенная морским писателем Леонидом Соболевым. Что-то вроде алых парусов. Что-то Сокровенное. Обещание счастья. Пробьется он к тебе этот луч, через невзгоды жизни, через толщу океана, коснется тебя, и ты будешь считать себя отмеченным.
Мне кажется, Геннадий Петрович Турмов прожил жизнь с этой отметкой. Иначе, откуда у выросшего на хамовитой, несытной уссурийской окраине мальчишки такой взлет. Такая судьба? Пробьется ли в его новую, уже вне земных пространств жизнь этот самый зеленый луч? Или он оставит его на земле, чтобы также светил кому-то пытливому и жаждущему открытий? А Ваши книги, Геннадий Петрович будут этому пытливому и жаждущему рассказывать о Вас.
Страницы нашего сайта мы завершаем демонстрацией фильма из серии «ЛЮДИ РФ. Семь историй от Геннадия Турмова». Он создан по заказу АНО «Редакция Телеканала Советская Федерация» в 2019 году.
В электронной библиотеке ПКПБ им. А.М. Горкього представлена коллекция книг профессора, почетного гражданина города Владивостока, краеведа Г.П. Турмова.
Директор ПКПБ им. А.М. Горького